«Кто за кем идет: нечто за неизвестным или неизвестный за нечто?.. Направление спирали со стержнем: у Фомы и неизвестного вправо, у Траппа и его кукол влево, у «наших» никакого — они все время уходят от нечто. Или они даже не замечают друг друга?.. Так, снова… Тогда какова природа нечто, если оно «замечает» Фому, неизвестного и томбрианцев, а «наших» игнорирует? Может быть, природа Дна?.. Вот он правильный вопрос! Ты гений, Лоро!.. Это дыра!..
Погоди, погоди! Причем здесь Фома?.. Какая связь между Дном и Фомой? Правильно — дыра! Неудачная попытка и удачно подсунутая информация! Тебе что-то помешало, рыжий? Ха-ха!.. Я знаю, что тебе помешало. И ты попался! Не все коту масленица, бывает и под хвост!.. Уж не думал, что это когда-нибудь сработает!..
Тогда, кто третий? Кто-то отсюда, из Ассоциации, поскольку вращение правое, и тоже замазанный дырой. Кто? Кого она еще прихватила?.. А кто еще был в том случае, кроме спасателей? Ну конечно, Акра Тхе, правильно!.. Все выглядело так, как будто ты случайно подсек гребень рыжего, хотя на самом деле это я послал тебя туда, голубчик, подсунув операторам плановую разнарядку… Хорошая работа! Ты гений, Лоро! И мы еще посмотрим, кто кого. Прекрасная работа! Теперь целуйтесь друг с другом хоть до кровавой пены на губах, если еще увидитесь, голубки!.. Кстати, это мысль!..
Гул неведомого колокола мощно и призывно разносился по пустынной от полуденного зноя равнине, ни одного человека вокруг: ни прислуги, ни девушек, обычно вьющихся веселой и преданной стайкой, даже советники и стража куда-то подевались, — не у кого спросить, что это за колокол и почему он звонит? «Он звонит по тебе!» — услышал он в повторном гуле насмешливое. Ну да, теперь после тиражирования этих стихов в эпиграфе знаменитого романа даже консервная банка на огородном чучеле звякает обязательно по тебе, по твою душу! И уж точно со смыслом!..
Гул разносился, продолжая мучить. Где все? Кто ему скажет, откуда здесь, в раю флейт и свирелей, такой колокол? Кто посмел вообще на его территории создавать гул?! Фома наливался гневом, праведным и благородным, как грозовое небо. Где все?! К звуку гудящего пространства добавился стук деревянных башмаков прислуги. Спешат, сонное царство, распустил тут всех!.. Стук приближался и становился все громче. Что это они так стучат? Я сплю!.. Да слышу я!..
Фома вскочил на постели. Звук колокола затихал где-то в закоулках дальних коридоров и, казалось, даже за окном. Интересно, один или два удара, подумал он. Судя по тому, что под дверью непрерывно стучали, это был второй удар, последний. Он открыл дверь. Там стоял человек в униформе и держал на вытянутых руках сверток. Выражение лица его было отчаянным.
— Слава Кругам, ваше сиятельство! Я уж… второй раз били, торопитесь!.. Я стучу, стучу битый час!.. Вам еще переодеться надо, вот!
— Что это?..
Лакей развернул. Это оказались черный камзольный костюм и белая рубаха — все хрустящее от свежести. Фома с сомнением посмотрел на щегольской наряд.
— Одеть надо, ваше сиятельство, — зачастил лакей. — Опаздываем! Меня запорют, если не хуже!..
Он выглядел таким перепуганным, что Фома не стал спорить и без лишних слов переоделся. Все оказалось впору. «Сказка», вспомнил он, хотя теперь, после двух покушений на него, сказка получалась не для травести — страшной, английской, со скелетами в шкафах. Предупреждал меня Доктор, вспомнил он.
Не успел он застегнуть последнюю пряжку, как лакей почти побежал по коридорам, изредка оборачиваясь к Фоме с такой умоляющей физиономией, что граф Иеломойский безропотно поспешал за ним.
29. Иезибальдов обед
Зал был тот же, только теперь вдоль его стен огромной буквой «П» стояли накрытые столы. За столом сидели люди, но было так тихо, словно в зале никого не было, мертвая тишина. Не верилось, что более ста человек могут создать такое акустическое чудо. Впрочем, понял Фома, это была вина не их, а страха. Страх ощущался в воздухе, его хотелось смахнуть рукой с лица, как паутину.
Во главе стола, на возвышении, сидел король. Лицо его было хмуро сосредоточено. Если бы он даже сидел не на главном месте, Фома все равно бы его выделил среди окружающих. Именно от него исходил тот ужас, который сковал всех присутствующих. Это был совсем другой человек, отличный от остальных. На нем чувствовалась страшная печать — печать смерти.
Вот только чьей, гадал Фома. Печать была, словно меч, обоюдоострой. И опасность, исходившая от короля и явственно ощущаемая его окружением, создавала вокруг него тревожную ауру ожидания. Его величество король Иезибальд Четвертый — мужчина в годах, крепкий и плотный, совсем не старик, с властным и жестким выражением лица, пристально и тяжело смотрел на Фому. Глаза его холодно сверкали.
Когда Фома вошел в зал, взоры всех сидящих обратились к нему и в некоторых он прочел сочувствие. Теперь он почти понимал, что это значит опоздать на королевский обед, даже взгляд короля был сущим наказанием. Фома чувствовал его опасную тяжесть.
— Ты опоздал! — сказал король низким сильным голосом. — У нас это не принято!
— Извините, ваше величество, проспал!
Фома простодушно развел руками.
— Кто должен был предупредить нашего гостя?
Король с силой ударил своим посохом, и на столах зазвенела сервировка. Небольшая пауза, во время которой можно было услышать, как расходятся звуки удара по залу, возмутила короля еще больше. Он начал багроветь. Казалось, еще секунда и трудно будет даже представить, чем все это закончится.
Но тут Фома увидел, как к королевскому месту метнулась фигура в красном, впрочем, здесь все были в красном. Это был Мартин, его маленький шпион, но Фома его не сразу узнал, так он изменился перед лицом короля.
— Ваше величество, я предупреждал графа! — услышал он отчаянный голос.
Мартин был в ужасе. И не зря. Страшный удар посохом был ему ответом. Он упал, даже не успев схватиться за грудь, замертво, словно куль. Вздох пронесся по залу.
— Ты должен был привести графа, если граф не знает наших обычаев!
Иезибальд встал. Казалось, он готовился нанести еще один удар своим страшным посохом. Этот удар был бы последним, так как бедняга Мартин и так лежал бездыханный.
В это время человек справа от короля встал и, наклонившись, что-то сказал ему на ухо. Иезибальд грозно и хмуро посмотрел на него. Крупное и грубое лицо человека было совершенно темно и невозмутимо. Он был лыс и безбород, только на затылке торчал огромный, как конский хвост, черный пук волос. Мощная шея и плечи выдавали невероятную силу.
— Скарт, моли своих богов, буде это так! Головой отвечаешь!..
Так вот он какой, этот Скарт!.. Фома оценил достоинства своего вероятного противника — несокрушимая стена. Не зря его здесь называли Бичом Мстителей!..
— Ну!.. — Король все еще грозно водил очами.
Скарт все так же невозмутимо сел. Собрание замерло и Фома явственно почувствовал ужас присутствующих, никто не знал, на кого сейчас обрушится королевский гнев.
— Кто должен был заменить его, если он не мог выполнить своих обязанностей? — спросил Иезибальд в напряженной тишине.
Фома сомневался, что кто-нибудь сможет признаться в этом после всего, что произошло. Он сделал шаг, чтобы остановить происходящее, но король грозно и предупреждающе поднял бровь.
— А кто должен был об этом позаботиться?! — снова ударил Иезибальд посохом по полу и одновременно взглядом, полным бешенства, испепеляя Фому.
В полной тишине из-за стола поднялся небольшой человек и засеменил к лобному месту. Это был главный церемонийместер, Мартин. От него вчерашнего не осталось и следа, только цыплячьи шаги. Он даже ничего не стал говорить, просто подставил свою тщедушную грудь под роковой посох и упал, сраженный, рядом с молодым Мартином.
Тяжелая у них работа, подумал пораженный Фома, уже жалея о своем вчерашнем поведении — старик же!..